Не слушая Варю, Лешка глухо проговорил:
— И как ты могла поехать? Ведь это же… стыдно людей обирать!
— Что ты говоришь?.. Я… я не торговала. Сестра сама… Я только так, рядом с ней…
— Нынче ты просто стояла, а завтра она и тебя заставит…
— А как же быть? — Варя опустила голову. — Они ведь меня… кормят.
— Кормят! Да ты у них хуже всякой батрачки! — Взяв Варю за руку, Лешка пытался заглянуть ей в глаза. — Эх, Варя… плюнул бы я на твоем месте на этих хапуг и пошел бы работать! Хочешь, я тебе помогу?
Варя вырвала у него свою руку.
— Как ты можешь… про мою сестру!
— Да какая она тебе сестра! — все больше распаляясь, с досадой и отчаянием продолжал Лешка. — Сестра бы не заставила целый день воду из колонки таскать, да за коровой убирать, да…
— Какая ни есть, а сестра. И это уж не твое дело, — оборвала Лешку Варя.
Уже понимая, что еще одно слово, и они рассорятся, и рассорятся, быть может, навсегда, Лешка все-таки не сдержался и сказал, холодея всем сердцем от недоброго предчувствия:
— Это ты говоришь все просто так, себя утешаешь. Боишься правде в глаза посмотреть.
— Ах, вон как! — протянула Варя, изо всей силы сдерживая злые слезы, и взмахнула портфелем. — Ну, тогда можешь… можешь меня больше не встречать, раз я плохая… Чтобы я тебя больше из видела, слышишь?
И она, сорвавшись с места, побежала по безлюдной улице с такими тусклыми сегодня фонарями.
А Лешка стоял, приминая ногой скрипучий снег, стоял и не видел, как на черные глянцевые носки сапог падали скупые, крупные капли.
Лешка не находил себе покоя. Ему все стало немило, все опостылело. Даже спал Лешка тревожно, разметавшись, как в бреду, по постели… Он ложился и вставал с мыслями о Варе. Она была во всех его снах — веселая, отчаянная, сводя с ума своей беспокойной красотой. Просыпаясь среди ночи, Лешка с ужасом думал: неужели все кончено, неужели она никогда больше не захочет его увидеть?
Возвращаясь теперь с работы, Лешка старался придумать себе какое-нибудь дело, чтобы хоть на время заглушить тоску по Варе. Он колол дрова, мыл полы, готовил к приходу дяди Славы уму не постижимые кушанья, которые днем с огнем не сыщешь ни в одной книге по кулинарии. Лешка потом сам удивлялся, откуда бралась у дяди Славы терпеливая покорность, когда он ел Лешкины обеды: постный картофельный суп с пожелтевшими свежими огурцами или манную кашу с мелко нарезанной колбасой, поджаренную на сковороде с луком и перцем.
Но как ни лез Лешка из кожи, придумывая себе разную работу, все его ухищрения плохо ему помогали. Особенно трудно было вечерами, когда он обычно отправлялся встречать Варю после ее школьных занятии…
Лешке думалось, что никогда, пожалуй, не будет конца этой тоскливой для него неделе. Но он все же наступил.
В субботу была получка, и Лешка, выйдя из ворот завода, отправился в гастроном за покупками.
Он подолгу стоял то у одного, то у другого прилавка, прикидывая в уме, что выгоднее купить: топленого или сливочного масла, банку рыбных консервов или пакетик рагу в целлофане, конфет «фруктовая смесь» или сахарного песку? Не зная даже, зачем он это делает, Лешка вместе с другими покупками опустил в авоську и четвертушку водки.
А вернувшись домой, он занялся дровами.
«Давай-ка наколем на несколько дней, и порядок будет», — решил Лешка, выбрасывая из сарайчика, пристроенного к избе, звонкие сосновые плахи и чурбаки.
Войдя в раж, Лешка сбросил с себя телогрейку и, потный, жаркий, снова взялся за топор, высоко вскидывая его над головой.
Лешка не видел переходивших дорогу Михаила и высокой девушки в черной котиковой шубе. Они направлялись прямо к нему.
Остановившись чуть поодаль крыльца, Михаил и девушка невольно засмотрелись на Лешку: с виду худущий, поджарый, он был на деле сильным, сноровистым. Небрежно и размашисто, как бы играя, он с одного удара разваливал толстый, литой чурбак надвое, а потом, так же небрежно и размашисто, без передышки, крошил его на ровные, совсем ровные полешки.
Но вот наконец Михаил окликнул Лешку:
— Привет дровосеку!
Опустив к ногам тяжелый топор, Лешка оглянулся, проводя рукой по мокрому, все еще черноватому от летнего загара лицу.
— Пришли в гости, а он и замечать не хочет! — с наигранной веселостью говорил Михаил, не вынимая рук из глубоких карманов серого ворсистого пальто. — Ну иди, иди сюда, знакомить буду.
Девушка протянула Лешке руку, обтянутую тонкой надушенной перчаткой.
— Ольга, — сказала она, глядя на Лешку немигающими, чего-то ждущими глазами.
Лешка покосился на свою красную, натруженную руку и торопливо вытер ее о брюки.
Осторожно пожимая руку Ольги, Лешка забыл назвать свое имя, и девушка, стараясь прийти ему на помощь, спросила с доброй, поощряющей улыбкой:
— Мы вам помешали… кажется, Алеша?
— Да, Алексей.
Ольга опять улыбнулась и сказала:
— Это Михаил во всем виноват. Я сидела дома и читала… читала роман про девушку-студентку, которая полюбила… кажется, тоже студента. Ну, а потом она стала матерью, а он уже успел полюбить другую. Так ведь бывает, правда? Но тут за мать-одиночку вступился коллектив, и легкомысленного молодого человека проработали на комсомольском собрании. Он не спал всю ночь, а наутро — бац! — перевоспитался и опять сошелся со своей Ксюшей… Ой, что это я?.. Весь роман вам пересказала… Возможно, вы уже читали эту книгу?
— Нет, не читал.
— И не читайте, Алеша. Умереть можно со скуки. — Ольга засмеялась, показывая белые как снег зубы. — Когда явился этот… обольстительный Михаил и пригласил прогуляться в лес, мне ничего не оставалось делать, как согласиться. Не умирать же от скуки! А по дороге ему пришла в голову фантазия познакомить меня с вами.