Лешкина любовь - Страница 110

110

— Прощай, мать родная Волга, прощайте, горы зеленые, прощай, честной народ, и ты, белый свет! — сказала красна Девица, глядя на вольный мир, и бросилась с кручи в воду, в воду ярую-кипучую.

В это самое время страшный гром по земле прокатился, ровно атомная бомба взорвалась, на Волге буря поднялась неслыханная, и многие корабли царевых холопов потонули в бурлящей пучине. С тех пор, говорит дед Фома, будто и прозвали в народе курган Молодецким, а соседку его Девьей горой.

Женька засмеялся снисходительно:

— Им тогда, предкам нашим, при лучине, без радио и кино, скучно было долгие зимние вечера коротать, вот они и придумывали всякое.

— А ведь неплохо придумывали! — тоже усмехнулся Серега. — Ну, а еще… еще какую сказку сказывают про Девью гору?

— А еще… а еще баба Фиса, — без всякой охоты протянул Женька. — Ее сказка про то, как татарский хан заставил дочь рыбака — красавицу писаную перетаскать в Волгу целое озеро. А озеро за горой было. Наказание коварное хан придумал девице за то, что она наотрез отказалась идти к нему в жены. Вот она тропу и протоптала через всю гору, пока до самой старости… — перебивая вдруг себя, Женька, вскричал: — Погляди, Серега, скорее на ту гору вон! Видишь: над уступом провал? Ну, видел?.. Это пещера Стеньки Разина. Туда грозный атаман прятал награбленное у разных богатеев добро. Там, в глубине пещеры, за неприподъемной каменной глыбой и по сю пору висят на цепях а-агромнейшие бочки с серебром и золотом. Собирался Разин поделить свое богатство с крестьянами, да не успел: сцапали его.

— Эге-ге! — выдохнул Серега восхищенно. — Значит, не зря говорят: что ни гора в Жигулях, то целая легенда про нее сложена!

— Не зря, — поддакнул Женька, впиваясь глазами в смотровое стекло. — Избы впереди замаячили… и пожарная каланча.

— Садовое сейчас будем проезжать, — пояснил шофер. — Приметное село. Не приходилось бывать?

— Нет. Я всего-то раз… маленьким еще с мамой в Ольгино ездил. А больше нигде не был.

Садовое и на самом деле оказалось богатым селом. Прямая, как стрела, улица, такие же прямые переулки. Дома все больше обшиты тесом, с резными карнизами и ажурными наличниками. Крыши или железные крашеные, или шиферные. В палисадничках — сирень, акация, рябинки. Позади иного дома тянулся фруктовый сад. В красивом двухэтажном здании помещалась школа-десятилетка. Магазин тоже новый, с преогромными, от потолка до пола, окнами-витринами. Такие магазины Женька видел лишь на снимках в газетах.

— Везет же людям! — вздохнул Женька. — А у нас в Ермаковке не то что десятилетки, даже лавчонки на курьих лапах нет. В Усолье приходится и за спичками, и за солью стрикулять.

— Не тужи, — сказал Серега. — Наши строители обязались построить у вас в деревне магазин. Потерпи немного.

Пока машина катила через Садовое, мальчишка отвертел себе шею, глядя то влево, то вправо, стремясь ничего не упустить, все-то — все увидеть.

Проезжали мимо длинного деревянного здания на высоком каменном фундаменте с броской вывеской над крыльцом: «Больница», когда Женька, высунувшись в дверку кабины, сердито закричал на огненно-рыжего пацаненка, повисшего на суку молодого клена:

— Отцепись! Не смей ломать дерево!

И потряс кулаком.

Послушался ли его малец или все так же раскачивался на суку, Женька не видел, потому что машина неслась все дальше, дальше и дальше.

Уже кончилось село и потянулся редкий дубнячок. Даже освещенный солнцем, налившимся жаром, он не выглядел приветливо. На опушке щипала траву каурая стреноженная матка. Жеребенок — угольно-черный, с белым тавром на груди, долгоногий, со смешным куцым хвостом, совсем еще беспомощный, все ластился и ластился к матери, неумело тычась мордой в ее вымя.

— Какой же он… игрушечный! — вырвалось у Женьки. Мальчишеские глаза горели восторгом.

Не часто теперь и в деревне встретишь резвого жеребеночка!

До Сызрани оставалось километров одиннадцать, и у Сереги было преотличное настроение: на кирпичный завод, по всему видно, они прикатят одни из первых, как вдруг позади машины раздался оглушительный выстрел.

— У-у, дьявол! — выругался ожесточенно шофер, притормаживая свой МАЗ. — У Анисима камера лопнула. И везет же мне с этим пентюхом! Куда ни поедем, у него непременно что-нибудь с машиной стрясется!

Остановившись у бровки шоссе, Серега проворно соскочил на землю. Вслед за ним спрыгнул на дышащий зноем асфальт и Женька.

В нескольких метрах от машины стоял самосвал Анисима, еще в дымке пыли и выхлопных газов. Шофер уже возился у заднего колеса. Рядом с ним столбом возвышался, заложив руки за спину, улыбающийся чему-то бородач с третьей, последней, машины.

Серега чертом налетел на усердно работавшего ключом Анисима:

— О чем ты вчера думал?

Молчание.

— Ну?

— Тык я вчера проверял… порядочек был! — обиженно промямлил, не оглядываясь, Анисим.

— У тебя всегда «порядочек»! — съязвил Серега. И глянул неодобрительно на щерящегося дюжего бородача: — Славка, ты чему лыбишься? Сотнягу нашел?.. Давай запасное колесо, а то мы прочикаемся тут и в хвосте окажемся на кирпичном.

Засучив рукава гимнастерки, Серега оттеснил плечом медлительного Анисима и сам принялся за дело.

Когда же колесо заменили другим, Серега сам запустил двигатель, поднял крышку капота и, подавшись вперед, чутко прислушался.

Бородач, равнодушный ко всему на свете, с ленцой посасывал сигаретку, а мешковатый Анисим виновато-растерянно моргал редкими телячьими ресницами.

110